Guzei.com

Интервью

Интервью: Алексей Венедиктов

© 2007 Guzei.com, Ольга Мишагина, Игорь Гузей

Алексей ВЕНЕДИКТОВ. Главный редактор радио "Эхо Москвы".

Мы здороваемся, включаем диктофоны, хорошо знакомый «эховский» голос оглашает кабинет: "Да не закрывайте дверь, пусть будет открытой, иначе все ломятся! Пусть лучше так – я буду форсировать голосом, я же все- таки радиожурналист".

Дверь в длинный коридор «Эха», действительно, оставалась открытой на протяжении всей нашей полуторачасовой беседы. Харизматичный Алексей Венедиктов улыбается, жестикулирует, рассказывает ярко… похоже на радиоспектакль. В некотором роде мне даже жаль обращать его голос в буквы.

Мальчик с Покровских ворот

"Мои корни московские, насколько я знаю. Отец, офицер военно- морских сил, погиб за две недели до моего рождения во время маневров на подводной лодке в Тихом океане. Моя мама, врач- рентгенолог, про это не знала очень долго, месяца два. Ее обманывали - говорили, что отец на маневрах, почта не доходит... чтобы молоко не пропало, или еще чего не случилось. Так что отца я не знал."

"Я мальчик с Покровских ворот, так что смотрите фильм "Покровские ворота" - это реклама. Провел там практически все детство, почти до 15 лет. Потом мы переехали на окраину Москвы, и вот сейчас я вернулся в ту же квартиру в том же месте, и мой сын ходит в школу на Покровских воротах, как и положено мальчику с Покровских ворот, и сыну мальчика с Покровских ворот. Так что мы покровские, мы чистопрудные, я бы сказал даже".

Алексей Венедиктов учился во французской спецшколе, в Лялином переулке, между Покровскими воротами и Курским вокзалом: "В классе я не был лидером - я был ботаником. Учился хорошо, был книжным мальчиком, но не прочь был и подраться, конечно - по делу, желательно. Единственно, я был одним из лидеров, что касалось КВНов, но не более того".

Ложка дегтя в хорошем аттестате - лишь "тройка" по черчению в восьмом классе: "Я до сих пор не могу провести от руки прямую линию. Уже на последнем уроке мой учитель по черчению сам за меня нарисовал какую-то фигуру и сам поставил "три" своему же рисунку, и сказал: "Уйди! Чтобы я тебя больше не видел!" И с тех пор я его и не видел, уже лет сорок, наверное..."

Самое яркое воспоминание Алексея Алексеевича за школьные годы – редкий в те годы приезд французских учеников по обмену в Москву: "Нам было по 13-14 лет - соответственно, любовь-морковь к французским лицеисткам! Что меня лично поразило в первой же поездке с ними по Москве – они не давали платить за себя в троллейбусе! Для нас это была чума, а у них так принято – каждый платит за себя. На этом вся любовь и закончилась".

После школы Венедиктов поступил в педагогический институт на исторический факультет на вечернее отделение – для дневного не хватило полбалла. Он хотел стать именно учителем, а не историком. Желанию этому предшествовала история весьма неординарная, судите сами. Первой книгой, которую прочитал мальчик Алеша самостоятельно в пять лет, была "Три мушкетера" Дюма, а никакой ни "Колобок". И когда он попал в школу, ему стало страшно интересно выяснить: как все было на самом деле? Каким был Ришелье и был ли Д’Артаньян?

"И когда я все это уже в 12 лет начал узнавать из книг и энциклопедий, я понял, что об этом тоже должен рассказывать своим друзьям, а потом и своим ученикам. Вот такой ход мыслей мне задали "Три мушкетера". Спасибо папе Дюма!".

Студент

"Мы сбегались в институт к 18 часам, все после работы. Были и приключения... К примеру, одна из наших замечательных преподавательниц по истории древнего мира задала вопрос по популярному тогда фильму "300 спартанцев": кто найдет 15 исторических ошибок в этом фильме, получит зачет. А всем было известно, что у нее получить зачет с первого раза невозможно. Поэтому мы выкупили для всего курса зал кинотеатра "Горизонт", попросили киномеханика зажечь свет, и пока шел фильм, всем курсом искали неточности. В итоге на зачет весь курс пришел, имея по 20-25 абсолютно одинаковых ошибок. Преподавательница про эту затею знала, но слово свое сдержала и всему курсу поставила зачет. Я был одним из организаторов этого мероприятия".

Почтальон

Вы можете себе представить, сколько информации в день проходит через мозг главного редактора "Эхо Москвы"? В кабинете Венедиктова - как в рабочем, так и в домашнем - четыре телевизора, настроенных на новостные каналы. А еще пресса, интернет, непрерывные ленты новостей, графики....

"Память у меня учительская, хорошая, и аналитический ум тоже неплохой. Пока справляюсь, я умею фильтровать: могу открыть газету и понять, что это я уже знаю, уже читал, и на этой странице меня интересует только вот это. Я с пятого класса читаю страницами - я фотографирую, съедаю информацию".

Большая любовь к прессе, кстати, зародилась в студенческие годы: учась на вечернем, днем Венедиктов работал почтальоном: "Все просто: во-первых, рядом с домом, во-вторых, встаешь рано и рано же освобождаешься - где-то в 14 часов уже свободен. До начала лекций есть время подготовится и пожить веселой жизнью".

В итоге, у Венедиктова каждый день перед глазами была вся пресса, и не только советская: он обслуживал дома, где жили иностранные корреспонденты, и куда приходила в запечатанных пакетах антисоветская пресса. Так вот, пакет "случайно" рвался, и Венедиктов, спасибо французской спецшколе, имел возможность эту прессу читать.

Классный руководитель Алексей Алексеевич

Когда Венедиктов пришел в школу, где проработал 20 лет, ему дали под классное руководство четвертый класс. "Заметьте, Не 4 "А"! Но мы все равно были во всем первые!" - восклицает мой собеседник.

Учитель Алексей Алексеевич взял за правило каждые выходные со своим классом выезжать на реставрационные работы памятников истории и культуры. Разгребали мусор, лазали по чердакам, начинали реставрацию Данилова монастыря, где сейчас находится резиденция патриарха Алексия второго. Мальчишки и девчонки уже к седьмому классу имели уже где-то по сто поездок и по золотому значку общества охраны памятников, чем очень гордились. А вот учителю Алексею Алексеевичу на райкоме комсомола за эти поездки и прикосновения к истории сильно влетело: комсомолец возит детей на реставрацию церквей! Через несколько лет сплоченный класс уже и сам сумел поддержать своего учителя на комсомольском бюро: "В выпускном классе одна из наших девочек забеременела, класс отстоял ее перед комсомольской организацией – ведь тогда за аморалку из школы исключали. И когда завуч спросила, кто сидеть будет с этим ребенком, мои дети ответили: по очереди! И ведь сидели, и ходили, и воспитывали! И дали девочке возможность сдать экзамен – она родила как раз к концу 10 класса. Я один бы ничего не отстоял, а так я горячо их поддерживал, и даже ими прикрывался в каком-то смысле ... но детки были, конечно, боевые. Сейчас жизнь их уже раскидала по разным городам и странам".

Как я провел лето

На вопрос о том, как произошло знакомство с Сергеем Корзуном и Сергеем Бунтманом, Алексей Венедиктов громко оживляется:

"О! Вот об этом я вам расскажу! Привет товарищу Ле Зуану, генеральному секретарю ЦК компартии Въетнама! В 1976 году Ле Зуан приезжал с визитом в Москву: тогда для встреч высоких вождей студентов выгоняли на Ленинский проспект стоять и размахивать флажками. У меня был друг по школе, который учился в Институте иностранных языков. Был ноябрь, жуткая промозглая погода, и я думал – потом приеду к нему, и мы выпьем. Я приехал, и мне открывает незнакомый человек: потом выяснилось, что это был Сережа Корзун. Человек в два раза выше меня посмотрел на меня мутным взглядом и сказал: "Мы уже все выпили, товарищ". Я ответил, что согласен на то, что осталось. Так мы познакомились с ним и его приятелями. Студенческая дружба, тусовка... мы и после института продолжали встречаться.

А в 90-м году, когда при Горбачеве разрешили создавать частное радио, Корзун поделился с другом Алексеем этой идей. Как рассказывает Венедиктов, радио он тогда даже и не слушал вообще. И уже в августе, когда "Эхо Москвы" вышло в эфир (22 августа 1990 г), Корзун с Бунтманом позвонили ему, и состоялся примерно такой диалог:
-Ты в Москве?
- В Москве.
- У тебя же сейчас каникулы?
- Каникулы.
- Ну, ты же как школьный учитель болтать умеешь хорошо?
- Умею-умею!
- Приходи, нам вести эфир некому...

Как рассказывает Алексей Алексеевич, в последнюю неделю августа, перед началом нового учебного года, делать все равно было нечего: пришел, и дальше как-то затянуло. Тогда вещание шло 2 часа в день, с 19 до 21 часа. Студия тогда была на Никольской, бывшей улице 25 октября, 300 шагов от мавзолея, прямо напротив ГУМа.

"Я это воспринимал как развлечение, денег года два не платили вообще. Первый эфир помню очень хорошо: 17 лет назад, 24 августа я привел в студию гостя - это была Любовь Петровна Кезина, руководитель департамента образования, кстати, она только в этом году ушла на пенсию. И она была чуть ли не вторым гостем вообще на "Эхе". С тех пор, вот уже 17 лет, каждый год в конце августа я делаю с ней интервью. Ничего страшного в первом эфире не было: я учитель и разговаривал на темы, которые знал очень хорошо. Я нервничаю только тогда, когда разговариваю либо с иностранцами, чей язык я не понимаю и из-за перевода не удерживаю ритм, либо когда приходят совершенно фантасмагорические для меня персоны, перед которыми я благоговею - у меня начинает неметь язык и отниматься ноги. Например, мое интервью с Майей Плисецкой: я растерялся – пришла королева. И был собой чрезвычайно недоволен, хотя все говорили: ой, какое интервью замечательное! А я понимаю, что не сделал и одной сотой того, что должен был. Я ею просто любовался, что запрещено журналистам вообще. Очень тяжелое было интервью с Клинтоном: ты понимаешь, что напротив тебя ядерная кнопка! Реально! Напротив нас на столе был разложен ядерный чемодан, стояла охрана и связисты. Я видел, как за сутки до прихода Клинтона раскладывали всю эту связь, спросил у переводчика: это нам здесь зачем? На что получил ответ: президент во время интервью должен иметь возможность встать, отдать указание на ядерное поражение, сесть и продолжить интервью. Это, конечно, сковывает... плюс огромная толпа, которая меня отвлекает. Но это все мелочи: на самом деле, просто готовиться надо лучше, как я всегда говорю моим журналистам. Очень много сложных собеседников, все они разные. И даже если вы берете в 147-й раз интервью, а атмосфера и настроение другие, то это будет всегда по-разному".

Журналист

Как вспоминает Алексей Венедиктов, "Эхо Москвы" практически родилось из совсем маленькой станции во время путча августа 1991 года. До этого была еще одна важная ступень – события этого же года в Вильнюсе: "Ночью позвонили Сереже Бунтману из Вильнюса и сообщили, что в городе танки. Танки в начале 90-х – кто это вообще мог предположить? Он позвонил мне и Корзуну и мы в 8 утра встретились на Никольской. Шел снежок, я помню... Мы выходили в эфир только вечером, и Корзун предложил посмотреть, что дают Госканалы. Если говорят про Вильнюс – то мы сейчас разбегаемся, если нет – то мы выходим в эфир и говорим сами. Мы сидели и смотрели, как на экране что-то пело-танцевало, и он сказал: "Все. Выходим. Бунтман за пульт, Венедиктов в Моссовет, я пошел в Литовское постпредство". И это было так обыденно: не было никакого вызова и геройского азарта - лишь обычная работа в необычных обстоятельствах, хотя и страшно порой было, конечно. Может, потому что мы уже все в возрасте были, уже пожили при советской власти. Мне сказали идти в белый дом - я пошел. Сказали, что надо брать интервью у Бен Ладана – значит, надо брать интервью у Бен Ладана.

Еще одна история. В 1993 году у нас по радио выступал Руцкой с криками: "Товарищи! Поднимайте самолеты, летите бомбить кремль!" Это я его выводил из Белого дома в эфир "Эха Москвы", где работал. Прошло три месяца, нас собирает в Кремле Ельцин, меня сажают напротив него. И тут Ельцин с места говорит: "Ну как не стыдно, "Эхо Москвы"! Поднимайте самолеты, бомбите Кремль, ну как вам не стыдно?" И я понимаю, что меня сейчас тут вязать будут просто! Начинаю что-то лепетать: "Борис Николаевич! Вы же понимаете, что это наша работа!" Он говорит так язвительно: "Работа! Работнички. Ну, работайте....". И впоследствии он меня каждый раз встречал словами "Работничек пришел!".

И все! Никаких репрессий - это все-таки был путч, мятеж, а мы дали в эфир призыв неизвестно чего. Мы как раз с Александром Владимировичем Руцким недавно вспоминали это событие..."

- Алексей Алексеевич, у Вас страшная профессия?

- Да, конечно. Россия по статистике профессиональной гибели журналистов занимает второе место после Ирака. А поскольку наша власть журналистов не любит, то правоохранительные органы и не очень рвутся расследовать эти факты. В этом-то и проблема... Я чувствую себя менее защищенным, чем какой-нибудь бизнесмен.

-Вас охраняют?

- Нет. С моей точки зрения, это абсолютно бессмысленно – угрозы и анонимные звонки случаются каждую неделю... И пожелания поступают со всех сторон, но я умею разговаривать и договариваться. Когда считаю эти просьбы справедливыми, соглашаюсь – меня можно убедить. К примеру, во время теракта в Беслане мне позвонил пресс-секретарь президента Алексей Громов и сказал: "Мы тебя очень просим, убери из информационных выпусков национальность террористов!" Информационщики в состоянии полуистерики лепили все подряд... Если бы я был в нормальном состоянии, то я бы этого сам не допустил. Это было абсолютно справедливо, я ворвался в студию и сказал: "Вычерните. У террористов нет национальности". А несправедливым я считаю, когда мне говорят: зачем тебе в эфире Шендерович, или Доренко, или Киселев... наживешь неприятностей! Я отвечаю, что наживу рейтинги и рекламный доход. Если просто кому-то что-то не нравится, я это переживу.

Рабочий день

Рабочий день у главного редактора "Эха" начинается с семи утра, когда сын подходит со словами "папа, отведи меня в школу!". Как шутит Алексей Алексеевич, все коллеги знают, что в субботу они свободны: по субботам в школу не надо, а значит,
Главный спит.

По будням же Венедиктов с утра у компьютера просматривает новости, которые пришли за ночь. Первый сайт - zagolovki.ru, дайджест всей российской прессы. Параллельно работает радио и 4 телеканала: "СкайНьюз", "Евроньюз", "Вести 24" и "РБК". Если что-то происходит, скажем, в Канаде, уходит по спутнику на канадское телевидение, и далее в таком же режиме. Как говорит сам - это обычная банальная работа. Садясь в дежурную машину, вынимает из почтового ящика порядка восьми газет, которые в пути успевает пролистать. Кроме того, слушает обзор прессы по радио, чтобы понять – на что стоит обратить внимание. На "Эхе" Венедиктов появляется обычно часам к 10-11, если нет других встреч. В кабинете еще час уходит на просмотр информационных лент, а в полдень первая планерка из пяти ежедневных. Уезжает, как правило, после полуночи. "Сейчас я прежде всего медиаменеджер: рейтинги, графики, кадры, зарплаты, контакты с людьми... У меня сейчас в эфире за неделю нет ни одной своей передачи, только с соведущими".

Руководитель

"Я страшно строгий, я как классный руководитель!" – говорит Алексей Алексеевич с хитрой улыбкой.
-На сотрудников голос повышаете?
- Да, я ору страшно. Бывает, что извиняюсь, но редко: обычно я ору по делу. И потом все знают, что я отходчив... Вопрос в чем: оштрафовать, выгнать или накричать? Здесь предпочитают – накричать.
- То есть, самое безобидное?
- Абсолютно точно.

"Учредитель не может влезть в мою редакционную политику, он меня может только уволить. Потому что по уставу "Эха Москвы", единственный человек, который принимает решения – это главный редактор. А главный редактор избирается двумя коллегиями: сначала журналистами, а потом акционерами – советом директоров. И я, таким образом, получаю два ключа от ядерного чемоданчика. Я готов прислушиваться к мнениям, я очень компромиссный человек. К примеру, когда был газовый кризис на Украине, мне позвонили от акционера со словами: Что же у тебя в эфире только украинская точка зрения? Мы же все-таки акционеры! На что я ответил: А где все ваши? Дайте мне кого-нибудь! Мы готовы давать слово в эфире каждые три минуты. Бьемся тут головой об стену, а у вас 4 января все в отпуске. Мы должны учитывать интересы наших акционеров: я считаю, что это справедливо. Но мои решения должны быть мотивированны содержанием, а не угрозами или посулами. Мне это уже неинтересно, репутация дороже – это мой капитал".

Детки в клетке. Как папа.

На всех фотографиях Алексей Венедиктов в клетчатых рубашках. Если я и во время нашей встречи увижу на нем рубашку в клетку, - непременно задам свой клетчатый вопрос, - подумала я. Увидела, задала.
- Да, это стало стилем. Я понимаю, что бренд нужно поддерживать, но я действительно люблю клетчатые рубашки. Недавно я был вынужден надеть рубашку в полоску для телесъемок, так чувствовал себя в ней как-то неуверенно. Я не люблю гладкие рубашки и яркие рубашки. И ребенок мой мне подражает и ходит в рубашках в клетку.
- А дресс-код на Вас тоже не распространяется?
- Нет. У меня даже есть разрешение от руководителя протокола президента, правда еще Ельцина: на официальные приемы я могу приходить в пиджаке, но без галстука. Это опять же был компромиссный вариант: я не ношу пиджаков и галстуков, а поскольку президент позвал на протокольное мероприятие, мы в конце концов достигли такого согласия.

Семья

"Все банально, у нас служебный роман: жену Лену я принимал на работу как обозревателя прессы. Поженились мы через пять лет".
- Коллеги о Вашем романе знали?
- Да тут все обо всем знают, все двери открыты! Я и сейчас знаю про все романы, которые здесь происходят: мы повышаем демографию, у нас здесь три беременных! Люди разводятся и тут же женятся, друг у друга партнеров отбивают. У нас вообще на "Эхе" работают три жены одного человека!

"Отец я не строгий, я отец правильный. Мы договорились с сыном о правилах: например, нельзя на маму и на бабушку поднимать кулак. На папу и на дедушку можно - папу можно ткнуть с криком "Бокс-бокс!". Поэтому он и в школе сейчас подраться может, но девочек не трогает. Я предпочитаю договариваться, даже с ребенком. Мне кажется правильным предоставить ребенку массу возможностей, чем его куда-то направлять. К примеру, как мы его учили читать: раскидывали по комнате, где он играл, книжки с картинками - в итоге, он садился на пол и начинал какую-нибудь книжку листать. Сын абсолютно среднестатистический, нормальный: не любит читать, любит играть в машинки, в железные дороги, мобильника нет, часы есть. Алексей Алексеевич младший, как он себя сам называет. У нас совершенно обычная школа, дворовая. Я хожу на родительские собрания. Про радио он знает, поскольку сюда приходит и записывает рекламу, и за это получает гонорар в виде шарика мороженного, он здесь свой. Его здесь все, как любого ребенка, подкармливают".

Отдых

На подоконнике в кабинете у Алексея Венедиктова залежи книг: "Это все новые авторы мне присылают! Я пытаюсь все это проглотить, но как видите, не успеваю".

Читает Алексей Алексеевич много, и литература абсолютно разная – мемуары, художественная фантастика. Дома смотрит фильмы на DVD, выписывает сериалы из Франции, чтобы не потерять язык: "Иногда все злятся! Смотрю тупо в экран, слева стакан сока, вправой тарелка с почищенными мандаринами... Вот такой досуг.."

В эту же минуту Алексей Алексеевич, досуг себе отменяет в пользу Ее Величества Работы. Со словами "хорошо, что вы мне напомнили", набирает номер и просит отменить свое присутствие на "Женитьбе" в Ленкоме и извиниться перед Захаровым: "Пригласил Марк Анатольевич, а у меня ведущий не вернулся, сам должен завтра вечером эфир закрывать".

А вот субботний ужин с друзьями в ресторане – уже традиция: "В субботу вечером мы можем все выдохнуть, потому что все, в основном, работаем в медиа. Небольшой компанией человек в пятнадцать мы устраиваем пир для себя в разных ресторанах Москвы. Я гурман. Очень люблю хорошо поесть. Предпочтения в кухне? Мясо, думаю. А вообще итальянская кухня, средиземноморская. Хотя, если вкусно мне все равно: я и рыбу могу съесть на берегу моря.

Дома за бытовым комфортом следит жена: Она понимает, что я могу прийти вымотанный разговорами и встречами. Даст мне в руки тарелку с мандаринами и сок, поставит сама диск и закроет дверь с той стороны".

Домашние главу семьи видят утром, или поздно вечером, если еще не спят. Выходных у Венедиктова нет в принципе - каждый день он должен быть на "Эхе". В этом году впервые выехал с сыном на неделю в Диснейленд, все остальное время вместо отпуска – командировки, в которых Алексей Алексеевич отсыпается. Самые яркие впечатления от заграницы опять же, связаны с работой:

"Я 11 сентября 2001 года должен был лететь на 2 дня на переговоры в Нью-Йорк. Как потом узнал, офис как раз находился рядом с двумя башнями-близнецами. Я подсчитал: день туда, день обратно... голова будет болеть, какие переговоры, это невозможно! И предложил назначить встречу где-нибудь поближе - мы выбрали Израиль. Заодно я договорился на счет интервью с премьер- министром Ариэлем Шароном. И вот 11 сентября я еду в машине к Шарону, и тут приходит сообщение о взрывах в Нью-Йорке. Поскольку команды "отмена" не было, я дошел до приемной премьер-министра, хотя понял, конечно, что никакого интервью не будет...

Мы сидели с адъютантом и тупо смотрели по CNN, как самолеты входили в башню. Зато я увидел, как работает это маленькое государство! За 15 минут были подняты самолеты, закрыты аэропорты, выведены военные катера – мне адъютант переводил команды, которые отдавались. Чуть позже я уже оттуда организовывал эфиры со специалистами по борьбе с терроризмом. Это было и сильное впечатление, и журналистский стресс одновременно".